Финансовая
квинтэссенция Федор
Рогач

Как ни странно, экономисты не замечают необходимости жертвовать эффективностью в пользу долгосрочной устойчивости, в основном потому, что их модели равновесия рассматривают будущее как просто продолжение настоящего. Но нет оснований полагать, что то, что эффективно сегодня, будет эффективным завтра и всегда.

Эффективность лежит в основе теории торговли.

Но музыка в более широком смысле изменилась. Ngram Viewer от Google, инструмент, который использует базу данных из миллионов книг и журналов для построения графика частоты появления слов, указывает на то, что использование терминов «эффективность» и «производительность» резко упало с 1982 года, тогда как использование термина «устойчивость» подскочил. Теперь мы больше говорим об устойчивости экономической жизни, имея в виду ее устойчивость к потрясениям. Экономисты, ориентированные на эффективность, далеко отстают от культурной кривой.

Этот сдвиг, кажется, объясняется тремя факторами.

Во-вторых, COVID-19 позволил нам лучше понять хрупкость глобальных цепочек поставок. Прекрасная теория Рикардо грозит спровоцировать кошмар, если страны потеряют доступ к товарам первой необходимости, потому что они приняли логику закупок на самых дешевых рынках. Во время пандемии большинство людей на Западе были шокированы тем, насколько они зависят от Китая в плане поставок основных медицинских товаров.

Экономисты обычно склонны говорить о компромисах. Но они, как ни странно, не замечали необходимости жертвовать эффективностью ради устойчивости, то есть расширять свою концепцию эффективности до концепции эффективности с течением времени. Во многом это происходит потому, что модели равновесия современных экономистов не учитывают время и рассматривают будущее как просто продолжение настоящего. То, что эффективно сегодня, будет эффективным завтра и всегда.

Но, как указал Джон Мейнард Кейнс, будущее неопределенно.

Как сказал Кейнс в известном ответе эконометристу (и будущему лауреату Нобелевской премии) Яну Тинбергену: «Предполагается ли, что будущее является определяющей функцией прошлой статистики? Какое место остается ожиданиям и уверенности в завтрашнем дне? Какое место отводится нечисловым факторам, таким как изобретения, политика, трудовые проблемы, войны, землетрясения, финансовые кризисы?» Мы могли бы составить аналогичный список современных рисков.

Отсюда следует, что разработчикам экономической политики необходимо уделять гораздо больше внимания «принципу предосторожности» или принципу «наименьшего риска причинения вреда», который направлен на контроль риска, а не на максимизацию выгод. Экономист Владимир Маш называет этот подход «оптимизацией с учетом риска» и утверждает, что он «необходим в [] очень опасных, неопределенных и сложных условиях этого века». Используя математическое моделирование, Маш построил ряд возможных стратегий с ограничением риска.

Такое разумное правило принятия решений может привести нас к неудобным мыслям.

Точно так же устойчивая технология, безусловно, не предъявляет чрезмерных требований к нашей способности к адаптации, угрожая повсеместной экономической и социальной избыточностью и предсказуемой политической реакцией. В настоящее время мы рассматриваем технологический прогресс исключительно через призму эффективности и позволяем задавать его темпы за счет рыночной конкуренции по сокращению затрат. Принцип благоразумия подразумевает адаптацию технологий к людям, а не наоборот.

Пока мы только начали касаться таких вопросов. Но по мере того, как меняется язык эффективности и устойчивости, экономическая мысль должна догнать новую диспозицию.

Роберт Скидельски
— член Палаты лордов Великобритании,
является почетным профессором
политической экономии Уорикского
университета

Источник.