В своем недавнем выступлении новая глава МВФ Кристалина Георгиева определила контуры возможного будущего кризиса глобальной экономики. Со схожими прогнозами выступили и аналитики Всемирного банка. Но в данном случае нас больше интересует не так сам механизм ожидаемой мировой стагнации, как рецепты по минимизации его разрушительных последствий.
По оценкам главы Международного валютного фонда, к таким рискам стоит отнести неравенство и недостаточную финансовую интеграцию той или иной экономики. Относительно углубления имущественного водораздела в глобальном обществе она, в частности, заявила: «Надо признать, что в тот же период (на фоне снижения расслоения общества в странах Азии с высокими темпами экономического развития, – авт.) отмечается рост неравенства внутри многих стран… где неравенство дохода и благосостояния уже достигло рекордных или близких к ним уровней. В чем-то эта тревожная тенденция напоминает первые годы XX века — когда две взаимосвязанные силы, технологии и интеграция сначала породили «позолоченный век«, затем «бурные двадцатые«, а в итоге привели к финансовой катастрофе… Мы знаем, что эта неопределенность перспектив ослабляет уверенность. Поэтому мы должны усваивать уроки истории, учитывая при этом особенности нашего времени. Мы знаем, что чрезмерное неравенство препятствует росту и размывает устои стран. Оно подрывает доверие внутри общества и доверие к его институтам. Оно может разжигать популизм и вызывать политические потрясения. Для решения проблемы неравенства многие правительства в первую очередь обращаются к мерам налогово-бюджетной политики. Эти меры являются и будут оставаться критически важными».
Что касается финансового сектора, то, как оказалось, его рост и структура также могут кардинально влиять на уровень неравенства в обществе, не говоря уже о корреляции таких индикаторов, как капитализация финсектора и динамики роста экономики. МВФ выделяет три аспекта влияния финансовой системы на социальную сегрегацию общества.
В Украине снижение эффекта проникновения очень наглядно видно при сравнении таких показателей, как отношение чистых кредитов к ВВП и депозитов населения к ВВП. Первый показатель снизился до 44,7% в 2014-м, до 12,3% в 2019-м, а второй – с 29,1% в 2013-м до 14,1% в прошлом году.
И это также позиция МВФ: «Кредитование малых компаний повышает финансовую стабильность и снижает риск по сравнению с кредитованием крупных фирм».
В этом контексте интересны математические модели МВФ касательно причинно-следственных связей в процессе формирования внешнего долга (50 стран за 36 лет). Между ростом чистого экспорта и чистыми зарубежными активами существует обратная зависимость. Уменьшение на 1% чистых зарубежных активов приводит к росту экспорта на 0,7%, то есть чистый приток инвестиций приводит к росту экспортного потенциала. В этой модели есть и коэффициенты коррекции: реагирование экспорта на позитивное изменение инвестиционных потоков внутри страны в развивающихся экономиках составляет в среднем 1,8 года. А общий потоковый дисбаланс внешней задолженности, который выравнивается с помощью улучшения экспортного потенциала, преодолевается за 10-50 лет.
Проблема глобального долга освещалась во многих научных монографиях. В этой статье мы хотим процитировать работу научного коллектива (МГУ) под руководством А. А. Пороховского «Долговая проблема как феномен XXI века». Данная работа привлекательна прежде всего тем, что рассматривает интересующую нас тему в контексте развивающихся стран с переходной экономикой.
В ней, в частности, указывалось, что теория Кейнса относительно фискально-долгового стимулирования реального сектора экономики не всегда приводит к росту инвестиций в продуктивный сектор. Каналы и фильтры распределения инвестиций формируются, исходя из таких факторов, как «предпочтение ликвидности, предельная эффективность капитала и склонность к потреблению». Необходимо учитывать и тезис неоклассической теории касательно того, что рост заимствований государства на внутреннем рынке капитала отсекает от инвестиций малый и средний бизнес, а высокие ставки по казначейским обязательствам демотивируют предпринимательскую инициативу.
И здесь мы можем сделать уже свои выводы. В теории реального делового цикла циклические колебания не всегда вызваны кризисом предложения, когда государство не должно вмешиваться в процесс «созидательного разрушения» индустриального ядра. Это может быть и кризис экономико-политической парадигмы, как в Украине, или комбинированный вариант в виде сочетания шока совокупного предложения и спроса (США в 2008-м).
Это своего рода кейнсианство наоборот, направленное не на экономическую экспансию, а на экономическую рестрикцию, то есть сознательное ограничение производительности своей экономики, которая после обвала в 2014-2015 годах на 16% могла бы не медленно восстанавливаться в размере 2-3% в год, а полноценно расти на 5-7%. Ведь только высокие темпы роста являются основой и для преодоления бедности, и для сокращения социального неравенства.
Это все равно что сеять ветер накануне бури. И в МВФ об этом хорошо знают. Вот только нынешней власти так удобно представлять фонд в виде монстра, который не хочет кредитовать Украину, пока та не распродаст свою землю и ошметки промышленного потенциала на металлолом.
Алексей Кущ